Н.Боровков

СКАЗКИ ДЛЯ ФЁДОРА

            Знали б вы, какой я лентяй! Порой захочется что-нибудь сделать, приятное, а иногда даже полезное, но пока

соберёшься да раскачаешься, желание и пройдёт, или гости придут, или другое, неотложное дело появится. Тем всё

и кончится. Но вот случилась беда, заболел мой друг. Видимся мы с ним редко, живём в разных городах, и

переписываемся не регулярно: другу некогда, – он зимой в школе учится, во втором классе, а летом в деревне они

с дедом то на Кудыкину гору идут, то дом на пне строят, то первобытное оружие мастерят из камня. Тут уж не до

писем! А мне просто лень. Но вот заболел мой друг. Представил я себе, как скучно ему больному лежать в кровати,

и захотелось чем-нибудь друга порадовать. И откладывать это дело никак нельзя, – не век же ему болеть, скоро должен

поправиться. Сел я и стал сочинять для друга сказки. Так они и появились – «Сказки для Фёдора», потому что друга

моего зовут Фёдор. И до сих пор я нет-нет, да и сочиню сказку, и пошлю её в другой город моему другу Фёдору, хотя он

давно уже здоров.

УМНАЯ  МЫСЛЬ

У страуса Арги очень болели ноги. Каждый день он одиннадцать раз пробегал вокруг озера Кур-Кар туда и

обратно и не успевал даже как следует подкрепиться.

– Зачем ты так себя мучаешь, – однажды спросила его старая жирафа Венни. Она стояла в зарослях  бамбука и

лениво жевала молодые побеги. С высоты своей длинной жирафьей шеи она видела всё далеко-далеко вокруг

и любила разговаривать с теми, кто не успел подойти слишком близко. А знаешь, почему? Потому что к

стоящему рядом ей пришлось бы низко наклониться, а сделать это жирафе было не слишком легко да и, честно

говоря, просто лень. – Все ведь и так знают, как быстро страус Арги умеет бегать, никто с этим не спорит. Ты уже всем давно это доказал. Мог бы спокойно остановиться и пощипать вместе со мной свежие листья.

– Я никому ничего не хочу доказывать, – отвечал страус Арги. – Разве дело в том, кто бегает быстрее? Вот антилопа Клара может бегать не хуже меня, если захочет, но что от этого толку? Она целыми днями только и делает, что щиплет траву, а бегает только от голодных тигров.

– Ну, это я могу понять, – сказала жирафа. – Если от голодного тигра не убежишь, он тебя съест и станет сытым. Это понятно. Но зачем бегаешь ты?

Страус Арги не сразу нашёл, что ответить. Он ведь и сам толком не знал, зачем целыми днями бегает вокруг озера. Бегает и бегает, и никогда не задавал себе вопроса, зачем. Теперь ему пришлось подумать, прежде чем ответить жирафе.

– Мои родители тоже бегали, – сказал он, не придумав ничего лучшего.

– Мало ли! – улыбнулась жирафа. – Сколько времени прошло, теперь многое изменилось.

– Я хочу знать всё, что происходит вокруг, – сказал Арги.

– Разве для этого обязательно надо бегать? Птица Каролла летает над озером и сообщает нам последние новости. Всем этого вполне хватает.

– Птица Каролла! – фыркнул Арги, тяжело дыша и медленно переступая с ноги на ногу. – Птица Каролла слишком легкомысленна, она трещит и трещит без умолку. Все так привыкли к её болтовне. Разве кто-нибудь испугается, если она захочет сообщить о приближающейся опасности?          

Теперь жирафа Венни перестала жевать и задумалась. В самом деле, на болтовню птицы Кароллы все давно перестали обращать внимание, особенно после того, как она сообщила, будто вода у южного берега озера Кур-Кар превратилась в апельсиновый сок. И тогда все те, кто любил апельсины, бросились туда и устроили такую давку, что жирафа Венни еле устояла на своих длинных ногах. А главное, – никакого сока в озере не оказалось. Просто отражение заходящего солнца показалось птице Каролле похожим на большой апельсин. После этого долгое время никто с ней даже не здоровался.

– Но, если ты встретишь опасность, – наконец сказала жирафа Венни, вспомнив эту историю и свои пострадавшие в давке копыта, – то не только не успеешь нас предупредить, но и сам от неё не убежишь, потому что у тебя болят ноги. Я же вижу, – ты еле-еле стоишь от усталости.

– Ничего, – упрямо ответил страус. – Я немного отдохну, и ноги перестанут болеть.

– И ты снова побежишь вокруг озера!? – Венни посмотрела на него сверху вниз и звучно зашлёпала своими мягкими губами.

Если бы ты оказался рядом, то ни за что бы не догадался, что жирафа хотела этим сказать. А она хотела сказать, что ей очень смешно смотреть на глупого страуса с высоты своей длинной жирафьей шеи, так смешно, что она даже не пытается этого скрывать. А когда жирафы смеются, то они всегда громко чавкают. Ты наверняка раньше этого не знал, зато теперь всем можешь рассказать, как смеются жирафы.

А страус Арги знал это давно, потому что жирафа часто над ним смеялась, и ему, разумеется, было это не слишком приятно. Правда, раньше, когда он был ещё молодым страусёнком, она смеялась над тем, как он вытягивает шею, чтобы казаться выше, и даже сравнивала его волосатую шею с хвостом обезьяны Джудди, что было уж совсем обидно. Но над тем, что он бегает вокруг озера, Венни смеялась в первый раз. Арги сразу представил себе хвост обезьяны Джудди, хоть жирафа ни словом о нём не обмолвилась, но решил сделать вид, будто совсем не обратил внимания на то, как Венни шлёпает губами по его адресу. Он гордо вытянул свою волосатую шею и, загадочно посмотрев вдаль, сказал:

– Тем, кто целыми днями щиплет листья, трудно понять, зачем другие бегают вокруг озера.

– И нечего обижаться, – шлёпнула губами жирафа. – Бегай на здоровье, раз тебе нравится. Но если уж ты решил узнать обо всём на свете, как сам утверждаешь, то мог бы сбегать и куда-нибудь подальше. Ведь озеро Кур-Кар – это ещё не весь мир. Мне так кажется.

Жирафа Венни отвернулась от страуса Арги и молча продолжала щипать молодые побеги бамбука, а Арги подумал, что, наверное, она права, что смешно всё время бегать вокруг озера Кур-Кар в надежде увидеть что-то невероятное. Но бежать куда-нибудь в другое место – такая мысль ни разу не приходила ему в голову.

Ты никогда не думал о том, как мысли приходят к нам голову и вообще, откуда они берутся? Если не думал, то и очень хорошо, потому что стоит только задуматься об этом, как вопросы начнут расти один за другим, как грибы осенью (или, как ещё говорят: посыплются, как снег на голову), а ответы на них тебе придётся искать всю жизнь, да ещё не известно, удастся ли найти.

А у обезьяны Джудди была полная голова всяких мыслей. Так много мыслей, так много!.. Она даже не знала, что с ними делать и поэтому всё время придумывала разные глупости: то кидалась бананами с высокой пальмы, то сама летала с ветки на ветку и кричала: «Не поймаешь! Не поймаешь!», – хотя никто и не собирался её ловить. А иногда она садилась на берегу озера Кур-Кар и, глядя на своё отражение в воде, начинала строить всякие смешные гримасы а потом громко смеялась и шлёпала по воде лапами так, что брызги поднимались почти до самого неба. Тогда старый крокодил Димбо-До высовывал из воды свою огромную голову и говорил: «Перестань шуметь, Джудди. Иначе я рассержусь и тогда не могу даже сказать, что я с тобой сделаю». Но Джудди, продолжая смеяться, отскакивала от воды и с криком «Не поймаешь, не поймаешь!» прыгала с пальмы на пальму, швыряя вниз бананы и кокосовые орехи.

– Прекрати безобразничать! Немедленно прекрати это хулиганство! – сварливым голосом кричала обезьяне ленивая антилопа Клара из зарослей бамбука. – Ты можешь случайно попасть орехом мне в голову! (А Джудди, между прочим, именно этого и хотела.) Если ты сейчас же не прекратишь, я пожалуюсь твоим родителям!

У обезьяны Джудди действительно были родители, две старые обезьяны, жившие далеко от озера Кур-Кар и давно уже не занимавшиеся воспитанием своего ребёнка. Я бы даже не удивился, если бы при случайной встрече в лесу они не узнали свою шаловливую дочь. Ведь эти девчонки так быстро растут и с каждым днём становятся всё самостоятельнее и самостоятельнее!

И вот, Джудди с криком «Не поймаешь, не поймаешь!» прыгала по деревьям, кидалась бананами и орехами, радуясь, что все смотрят только на неё; ленивая антилопа Клара сварливым голосом бранила её с почтительного расстояния, а старая мудрая жирафа Венни молча продолжала жевать молодые побеги. Она понимала, что Джудди ей всё равно не достать, а раз так, то стоит ли зря обращать внимание на её шалости.

А в это время страус Арги – да, да, мы ведь чуть было совсем о нём не забыли! – страус Арги стоял на своих уставших больных ногах и думал, что же ему теперь делать. Если не бегать больше вокруг озера Кур-Кар, то куда же тогда бегать? В какую сторону? Арги не знал таких слов, как «восток» и «запад», но понимал, разумеется, что можно побежать навстречу восходящему солнцу или в сторону, где по вечерам солнце прячется за верхушки деревьев. Можно было побежать и в две другие стороны, которые у нас принято называть севером и югом. Но ведь нельзя же бежать во все стороны сразу! Нужно было выбрать только одну из них, а как это сделать, – Арги не знал.

Прошёл час, потом другой… Конечно, у страусов нет своих часов. Их не было даже у старой мудрой жирафы Венни. Но солнце всё это время медленно катилось по небу, и, глядя на него, все звери понимали, что день скоро кончится и настанет ночь. Птица Каролла несколько раз прилетала и улетала, она приносила какие-то новости, громко трещала о них, хлопая пёстрыми крыльями. Некоторые звери здоровались с ней, но никто не обращал на её новости ровным счётом никакого внимания. Обезьяне Джудди надоело скакать с пальмы на пальму, и к ней в голову пришла мысль покачаться на своём длинном волосатом хвосте, зацепившись им за крепкую ветку дерева бук-бук. Так она и сделала.

А страус Арги всё стоял и думал. Ни одна мысль не приходила ему в голову. Его ноги уже перестали болеть, и он готов был бежать, но не мог придумать, куда. И вдруг…

И вдруг… Ты уже приготовился услышать от меня что-то совершенно неожиданное. Но мне не хочется спешить. Мне не хочется, чтобы твоё воображение стало похожим на ленивую антилопу Клару, которая бегает только тогда, когда за ней гонится голодный тигр. Ну-ка, подумай сам, что могло произойти, а я только легонечко подтолкну твоё воображение в нужную сторону. Я подскажу тебе: в голову к страусу Арги залетела-таки одна замечательная мысль. Она залетела неожиданно и совершенно не известно откуда, как это обычно и случается. Ведь и тебе в голову, я уверен, уже залетело несколько замечательных мыслей по этому поводу, и каждая из них не чуть не хуже той, которая заставила страуса Арги вздрогнуть и внутренне улыбнуться. (Замечу в скобках, что страусы умеют улыбаться только внутренне, а снаружи этого совершенно не возможно заметить.) Из каждой твоей мысли могло бы сочиниться увлекательное продолжение нашей истории, так что я очень прошу тебя отнестись к этим мыслям бережно, ни в коем случае ни одной не потерять и завтра с утра подумать о том, как их лучше использовать.

Но вот что замечательно: в разные головы и мысли, как правило, приходят совершенно разные. Мысль, которая посетила Арги, в твою голову, я уверен, придти никак не могла. Вот, убедись в этом сам.

– А что, – подумал вдруг Арги, – если я вообще никуда не побегу: ни навстречу солнцу, ни в сторону, где оно по вечерам прячется за деревьями, ни в две другие стороны?.. Что если я вернусь к озеру Кур-Кар, но не побегу вокруг него, как делал это прежде, а пойду тихим шагом, медленно-медленно. Ведь по берегам озера Кур-Кар растёт столько удивительных деревьев, которые я ещё не успел рассмотреть… Ведь по ту сторону озера живёт такой странный зверь муравьед, с которым я до сих пор только здоровался, быстро пробегая мимо, а толком так и не познакомился… Ведь там наверняка есть ещё много такого, на что я и вовсе не успел обратить внимание…

Эта мысль показалась страусу Арги очень интересной, и он тут же отправился к озеру Кур-Кар. До ближнего берега он бежал быстро, по старой привычке. Зато потом пошёл медленно-медленно, внимательно-превнимательно разглядывая всё, что встречалось ему на пути, стараясь всё хорошенько запомнить, чтобы потом, возвратившись в свой родной лес, обо всём рассказать старой мудрой жирафе Венни и всем остальным своим знакомым.

Ну как, понравилась тебе мысль, которая пришла на ум страусу Арги? Ведь когда он вернётся, медленно-медленно обойдя вокруг озеро Кур-Кар, ему наверняка будет, чем с нами поделиться. А нам с тобой будет, что послушать.

Но Арги ещё не вернулся из своего путешествия. А ты до его возвращения попробуй сам придумать что-нибудь интересное, – ведь теперь у тебя в голове так много увлекательных мыслей!

ПУТЕШЕСТВИЕ В АФРИКУ

Маленький Вова рано научился читать. Сначала он читал сказки про трёх поросят и Красную Шапочку. Потом про Изумрудный город и Вини Пуха. А потом…  Потом он стал читать всё подряд: и про то, как сварить суп, и про то, как построить дом, и даже про то, как воспитывать маленьких детей. Вове всё было интересно. Но особенно ему нравились книжки про дальние страны и про отважных путешественников. Читал Вова, читал и наконец понял, что пора ему посмотреть на большой мир своими глазами. Он взял чистый лист бумаги и написал на нём красивыми печатными буквами: «Приглашаю всех желающих в путешествие по Африке. Обращаться к Вове из квартиры 12». Желающих путешествовать по Африке набралось не мало, и Вова сказал: «Пусть каждый купит себе билет, а мне заплатит за то, что я буду руководителем группы». Все так и сделали. Вова тоже купил себе билет на собранные деньги, и вся компания отправилась в путешествие. По дороге в Африку многие волновались, особенно пенсионеры: они даже и подумать не могли, что путешествовать – это так просто. Благополучно добравшись до Африки, все с облегчением вздохнули и огляделись вокруг. «Вот мы и в Африке, – сказал Вова. – Встаньте парами, возьмитесь за руки и идите за мной.  Посмотрите направо. А теперь  – налево. Не отставайте».  Вова шёл по Африке и рассказывал обо всём, что было вокруг, и о пальмах, и про пирамидах, и о нильских крокодилах.  Рассказ его был таким складным, таким интересным, – ведь он прочитал много замечательных книг! Всем путешествие очень понравилось, особенно – пенсионерам. «Ну, вот, – сказал Вова, – в следующий раз мы поедем с вами в Бразилию». И все с радостью на это согласились.

ЖАДНЫЙ КОРОЛЬ

Жил на свете жадный король. Королевство его было большим и богатым, да и сам он не бедствовал, но при этом был очень жаден. Свои королевские панталоны он просиживал буквально до дыр, а порвавшиеся шнурки никогда не выбрасывал, а связывал узелками и  ещё долго продолжал ими пользоваться, несмотря на большое неудобство. Сменявших друг друга лакеев он заставлял носить одну общую ливрею, хотя одним она была мала, а другим велика. Блестящий фарфоровый сервиз, подарок соседнего короля, он вообще не велел доставать из буфета, чтобы случайно не разбить, а сам ел из старой медной посуды, которая особым королевским указом была названа золотой. И так во всём. Подданные знали об этой слабости своего повелителя и старались изо всех сил не делать при короле ничего такого, за что бы их можно было упрекнуть в расточительности.

Однажды король обнаружил дырку на своей парадной королевской мантии. Дырка была не очень большой, но и не совсем маленькой, к тому же на самом видном месте, и как король ни старался надеть мантию так, чтобы дырка не бросалась в глаза, это ему не удалось. Сначала король хотел допытаться, кто виноват в том, что на его мантии появилась дырка. Он наказал всех хранителей и подавальщиков королевской одежды, лишив их обеда, и без того скудного и невкусного. Но никто ни в чём не сознался, ведь виноватым во всём было только время: эту парчовую мантию носил ещё отец нынешнего короля, а может быть, и его дед.

Делать было нечего. Король велел позвать старшую королевскую швею и приказал ей аккуратно заштопать дырку, да так чтобы этого совершенно не возможно было заметить. Швея так и сделала. Она заштопала мантию золотыми нитками, и король, как ни искал, не сумел найти следов исчезнувшей дырки. Он очень обрадовался и попросил швею раскрыть ему секрет своего мастерства. Швее ничего не оставалось, как признаться, что для такой тонкой работы ей потребовались золотые нитки.

– Золотые нитки?! Штопать простые дырки золотыми нитками?! Да этак ты вмиг разоришь всё моё королевство! – возмутился жадный король и велел швее немедленно распустить всю штопку, снова смотать золотую нитку на катушку и под расписку сдать катушку на склад особо ценных вещей.

Швея точно выполнила королевский приказ, аккуратно распустила штопку, смотала золотую нитку и сдала катушку на склад. А что было делать с дыркой? Пришлось штопать её простыми нитками. Швея сделала это очень тщательно, приложив к делу всё своё умение и старание, но теперь уже ни для кого не составляло труда найти то место, где прежде была дырка. Королю это совсем не понравилось. Он обругал швею, лишил её скудного обеда и приказал переделать всё ещё раз.

Швея долго плакала, в досаде кусала себе ногти, всю ночь напролёт думала и наконец придумала, как выполнить королевское приказание. Вот как она поступила: отрезала маленький кусочек парчи от полы королевской мантии (которая так и называется потому, что волочится за королём по полу) и из этого кусочка положила на дырку маленькую аккуратную заплатку. И король опять был рад, что не может найти следов от дырки, а швее опять пришлось открыть ему секрет, позволивший ей так ловко справиться с королевским заказом, на этот раз без всяких золотых ниток.

С тех пор прошло много лет. Швее часто приходилось латать дырки на королевской мантии, каждый раз отрезая от неё по маленькому кусочку, и от этого постепенно мантия становилась всё короче и короче. Короткие мантии вошли при дворе в моду. Эта мода была узаконена на все времена специальным указом, запрещавшим королевским подданным носить мантии ниже колена.

ПОДАРОК

В этот день Вася проснулся рано. Обычно он любил утром подольше поваляться в кровати, и маме непросто было заставить его подняться, умыться и идти завтракать. Васе вообще не нравилось делать то, о чём его просят. Ему нравилось всё делать наоборот, нравилось, чтобы мама его долго уговаривала, ласково называла Васенькой и обещала сделать всё, чего он только не пожелает. Папа сердился, ворчал, говорил, что мама портит ребёнка неправильным воспитанием. Но мама была, как и Вася, очень упрямой и, чем больше папа ворчал, тем больше подарков доставалось Васе за его капризы.

И так было каждый день. Но сегодняшний день был особенным, сегодня был день Васиного рожденья. Вася сразу вспомнил об этом, как только открыл глаза. За окном уже голубело небо. Ласковое осеннее утро улыбалось Васе и как будто говорило: «С днём рожденья, Вася. Смотри, какое я красивое, – это тебе в подарок!» Вася любил получать подарки, и у него было много разных замечательных вещей. Интересно, что сегодня придумает мама? И папа, хоть и не доволен Васиным поведением, но тоже обязательно что-нибудь подарит. И бабушка… Пока Вася мечтал об этом, глядя в окно на голубое небо, там стало происходить что-то непонятное. Сначала окно затуманилось, потом зазвенело дрожащим стеклом и вдруг само собой распахнулось. На подоконнике сидел человек, почти белый, но не совсем. Скорее он был слегка розоватым, а может, голубоватым, а может… Трудно было сказать, какого он цвета. Но главное – за его спиной видны были крылья.

Вася хоть и удивился, но почему-то не испугался. Он сразу догадался, кто это, но на всякий случай спросил:

– Вы ангел?

– Ну, разумеется, – ответил ангел. – Я прилетел поздравить тебя с днем рожденья. Ведь ты Вася, я не ошибся?

– Я Вася, – ответил Вася. – А подарок вы мне принесли?

– Нет, – сказал ангел и чуть-чуть изменился в цвете. Теперь его уже точно можно было назвать розовым. – Мне будет приятно, если ты сам попросишь у меня то, что тебе хочется.

– И вы мне это подарите?

– Можешь не сомневаться.

Крылья за спиной у ангела затрепетали, и Вася подумал, что хорошо быть ангелом: летай себе по небу и выполняй любые желания.

– Ну, – сказал ангел, – думай скорее, у меня сегодня ещё много дел. Но смотри не ошибись, просьба может быть только одна. – И он опять пошевелил крыльями.

– Ну и задачка! – заволновался Вася. – Что же такое попросить? Телевизор у него есть. И компьютер, и мобильный телефон, и плеер… Плеер, правда, уже не новый, можно бы попросить…

Ангел снова изменился в цвете и, как показалось Васе, немного посинел.

– Нет, новый плеер просить пока не стоит…

Тут Вася вспомнил, как Женька хвастался вчера новым скейтбордом. Скейтборд у Васи тоже был, но не такой крутой, как у Женьки. Да, это был шикарный скейт! Всем мальчишкам хотелось прокатиться на нём, но Женька никому не позволил.

– Хочу, – уверенно сказал Вася, – новый скейтборд, круче Женькиного. Дороже в два раза. Или в три.

Ангел опустил крылья и слегка позеленел.

– Что ж, скейтборд, так скейтборд. Хорошо, – вздохнул он. – А я так надеялся, что ты попросишь у меня крылья!..

Крылья! Вот это да! Вася хотел исправить свою оплошность, но было уже поздно. Ангел снова изменился в цвете, сначала побледнел, а потом стал совсем прозрачным, исчез. На его месте стояла пёстрая коробка. В коробке был аккуратно упакованный новый скейтборд и чек с указанием цены.

РАССЕЯННЫЙ ВИТЯ

Витя Снегирёв – хороший мальчиком, только никто об этом не догадывается. Даже мама.

– Витенька, голубчик, послушай, – говорит мама, а сама видит, как всё, что она говорит, в одно Витино ухо влетает, а из другого тут же вылетает. Витя и сам это чувствует, только что он может поделать! Вокруг ведь так много всего интересного! Вот кот Васька по комнате скачет, муху ловит. А за окном Серёга на дерево лезет, чтобы Катьке понравиться. Катька хитрая, знает, что толстому Серёге выше первого сука ни за что не забраться, а стоит, смотрит и ехидно улыбается. А вот и тётя Валя идёт. Сейчас бедного Серёгу ругать начнёт, за то что дерево портит. И не подумает, что Серёга сам сейчас на землю может шмякнуться с испугу. Как только ей не надоест каждый день ругаться!

– Витя, ты слышишь, что я тебе говорю? – спрашивает мама, будто сама не знает, что ничего Витя не слышит, а только по сторонам смотрит. – Какой ты у меня рассеянный!

Вите давно известно, что он рассеянный, ему все так говорят. Обидно, конечно, но слово само по себе очень даже занимательное. «Рассеянный!» Витя сразу представляет себе картинку из книжки: идёт по широкому полю бородатый дядька-сеятель и зёрна из лукошка широким жестом раскидывает. И везде, куда он зёрна кинет, по маленькому Вите появляется, много-много маленьких рассеянных Вить…

Витя знает, что рассеянным быть плохо, надо быть собранным и сосредоточенным. Тогда его и мама похвалит, и учителя любить будут, сразу жизнь наладится. Витя очень старается, – кому ж не хочется, чтоб его похвалили. В школе не успеет Изольда Степановна вопрос задать, как Витя уже руку тянет, чтоб его первым заметили. Вот, думает, посмотрит на него Изольда Степановна и обрадуется: какой сегодня Снегирёв собранный и сосредоточенный!

– Ну, отвечай, Снегирёв, – говорит Изольда Степановна. – Ты же руку выше всех тянул, почему же молчишь?

А Витя не знает, что отвечать. Пока Изольда Степановна свой вопрос задавала, он думал совсем о другом, думал, как такая хитрая причёска у неё на голове держится. Шея тоненькая, голова маленькая, а причёска, – как взрыв от атомной бомбы!

– Какой ты рассеянный, Снегирёв, – говорит Изольда Степановна. – Садись и постарайся сосредоточиться.

– «Сосредоточиться» тоже интересное слово, – думает Витя и старается себе представить, как это выглядит «сосредоточиться»…

После уроков обычно Витя шёл на школьный стадион. Мальчишки играли в футбол, но Витю в команду брать никто не хотел, потому что по рассеянности он часто забивал мяч не в те ворота. Зато болельщик из Вити был что надо! Он прыгал, кричал, свистел, и от этого всем  вокруг становилось радостно и весело, все тоже начинали кричать и подпрыгивать, мальчишки на поле заводились, бегали быстрее, и мяч залетал то в одни ворота, то в другие.

Так повторялось каждый день.

Но вот однажды… Витя даже сам не понял, что произошло.

– Послушай, Витенька, – как всегда говорит мама, – пора в школу идти, поторопись.

А Витя уже готов. Его сегодня и торопить не надо: кашу свою съел, чай выпил, оделся, портфель собрал…

– Молодец! – удивилась мама, а Витя и сам себе удивляется: что за чудеса!

И в школе сегодня всё случилось по-особенному. Изольда Степановна Витю к доске вызвала, он на все её вопросы толково ответил, а на её хитрую причёску даже не взглянул. Удивительно! Изольда Степановна тоже удивилась:

– Молодец, Снегирёв. Сегодня ты мне понравился: собранный, сосредоточенный. Вот таким я всегда хочу тебя видеть.

Тут бы Вите счастливым себя почувствовать: все его хвалят, рассеянным не называют. Всё вроде и так, да не так, какое-то он всё время ощущает неудобство, будто что-то ему мешает по сторонам смотреть и жизни радоваться. А что – не понятно!

Пошёл Витя, как обычно, на стадион, но и там сегодня никакой радости: не кричится, не свистится, не прыгается. И мяч за всю игру ни разу в ворота не залетел. Сидит Витя на трибуне, собранный, сосредоточенный, думает, что же такое с ним произошло и как теперь дальше жить?

Пришёл Витя домой, задумчивый, стал в прихожей разуваться и видит вдруг, что правый ботинок у него на левую ногу надет, а левый – на правую. Так вот, оказывается, в чём всё дело было, вот что ему радоваться жизни мешало!

Снял Витя ботинки, и сразу всё на свои места вернулось, слышно стало, как тётя Валя за окном ругается, а кот Васька изловчился и муху поймал. И съел!

– Вот, – обрадовался Витя, – теперь я знаю, что делать, когда очень захочется, чтоб меня похвалили: нужно просто ботинки не на ту ногу надеть!

СТРАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Утром солнце пришло в город строго по расписанию. Сначала оно осветило башни, потом крыши и, наконец, разлилось ласковым утренним светом по улицам и площадям. Люди стали просыпаться и, радуясь хорошей погоде, довольные выбегали из своих домов, спеша на работу. Всё было как обычно до тех пор, пока по главной улице не проскакал всадник, звонко цокая подковами. И это бы никого не удивило, если бы всадник был обыкновенным. Но нет – это был не просто всадник, это был знаменитый полководец, который, сидя верхом на своём коне, уже много лет украшал центральную площадь города. Короче говоря, это был памятник!

Надо сказать, что в небольшом городке, о котором идёт речь, памятников было достаточно много. На площадях возвышались застывшие знаменитости, учёные и политические деятели. Писатели, композиторы, а иногда и артисты украшали собою сады и скверы. А на узких улочках можно было встретить бронзовых дворников, фонарщиков, почтальонов и даже котов и собак. Жители городка любили свои памятники. Они часто останавливались перед ними, подняв головы, и с гордостью рассказывали заезжим гостям, как много великих людей здесь жило и как много полезного они успели сделать. Памятники регулярно мыли и ремонтировали, и даже маленькие дети привыкли относились к ним с большим почтением, не пачкали и не царапали.

Почему знаменитому полководцу надоело вдруг стоять на своём месте, трудно сказать. Быть может, солнце напекло ему голову, а может, просто захотелось прогуляться, посмотреть на город и познакомиться с другими памятниками. Последнее, я думаю, наиболее вероятно, так как уже скоро к полководцу присоединились ещё несколько военных, а потом и бронзовых штатских. К полудню уже ни одного памятника нельзя было найти на отведённом ему пьедестале. Все они важно разгуливали по улицам, почтительно раскланиваясь друг с другом и совершенно не обращая внимания на то, что жители города, раскрыв рты, смотрели на них и, собираясь небольшими кучками, с недоумением обсуждали  такое доселе невиданное, ни на что не похожее их поведение. Разумеется, памятники не могли этого не заметить и только делали вид, будто ничего особенного не произошло.

– А что такого, – рассуждали они между собой. – Люди и раньше относились к нам с почтительным вниманием. Более того, они приводили туристов посмотреть на нас и эти бесконечные экскурсии школьников... Почему же мы сами не можем пойти людям на встречу?!

Так всё продолжалось до самого позднего вечера. Памятники прогуливались, важно беседуя друг с другом, а люди посматривали на них издалека и шушукались между собой. Те же, кому шушукаться было некогда, бежали, как обычно, по своим неотложным делам, но при встрече с памятниками почтительно уступали им дорогу, а иногда даже приветствовали, приподнимая шляпы. В ответ на это памятники снисходительно улыбались и сдержанно кивали позеленевшими от времени головами.

Только на бронзовых котов и собак внимания не обращали, потому что их трудно было отличить от настоящих.

Прошёл день-другой, и к памятникам стали понемногу привыкать. Через неделю с ними уже мало кто здоровался, а дорогу уступали только из боязни, как бы те не наступили на них своими бронзовыми сапогами. Наконец, один дурно воспитанный мальчишка, никогда не смотревший, куда бежит, с разбегу ткнувшись лбом в почтенного бронзового господина в старинном камзоле, грубо крикнул ему:

– Что вы тут расхаживаете, железные! Пройти не возможно! Места своего не знаете что ли?

Почтенный господин так растерялся, что даже не нашёл, что ответить невеже. А мальчишка тем временем уже скрылся за углом.

– М-да! – грустно вздохнул шедший рядом бронзовый писатель. – Как быстро портятся нравы! Трудно даже представить, чтобы неделю назад кто-нибудь так с Вами обошёлся.

– Увы! – согласился почтенный господин, поправляя бронзовые манжеты. – Эти люди просто понятия не имеют о том, что такое хорошие манеры. Но мы не должны опускаться до их уровня.

– Совершенно, совершенно согласен! Пожалуй, пора нам возвращаться на достойные нас пьедесталы, – ответил памятник писателю и поспешно зашагал к площади перед городской библиотекой.

К этому времени и все остальные памятники успели осмотреть город, потолковать друг с другом и соскучиться по своим привычным местам. Тем более что горожане совершенно перестали обращать на них внимание, а уж о почтении я и не говорю! Никто больше не уступал им дороги, а некоторые даже умудрялись незаметно наклеивать на их бронзовые спины объявления о продаже подержанных вещей.

К утру следующего дня город выглядел точно так, как и до этого странного происшествия. Все памятники стояли на своих постаментах, но вечно спешащие горожане даже не сразу обратили на это внимание.