Пьеса в 2-х действиях
по сказке В.Гауфа
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ШУТ
ЛУКАС, звонарь
ЯКОБ, он же Кот, он же карлик Нос
МАРТА, зеленщица, мать Якоба
ГАНС, мясник
КРОЙТЕРВАЙС, колдунья, она же Старуха,
она же Птичница
ГЕРЦОГ
КНЯЗЬ
ГЛАВНЫЙ ПОВАР
ВЕТТЕРБОК, маг и чародей
МИМИ, его дочь, она же Гусыня
МЫШИ, КРЫСЫ, ПОВАРЯТА
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Средневековый город в Германии. Кресты соборов, башни герцогского замка, островерхие крыши домов, арки торговых лавок. На колокольне уныло звонит колокол.
ШУТ (вторит колокольному звону):
Бом – бим –
сладко спим.
Бим – бом –
потом встаём.
Бом – бим –
поедим.
Бим – бом –
потом попьём.
Бом – бим –
жить хотим.
Бим – бом –
и все помрём… бом… бом…
Эй, старина Лукас! Ты ещё жив?
ЗВОНАРЬ (с колокольни): Ты что, не слышишь, как я звоню?
ШУТ: Слышу, слышу – скучно звонишь. Я думал, ты повесился на колокольной верёвке и качаешься на ветру. Бим – бом…
ЗВОНАРЬ: Типун тебе на язык! Ишь, что выдумал, богохульник!
ШУТ: Это ещё вопрос, кто из нас богохульник. Уж я во славу божию отзвонил бы что-нибудь побимбомблямистей, подиньдондрынькал бы повеселее на всех колоколах, а не бумкал, как ты, в один котёл – бум-бум, бум-бум, – будто на панихиде.
ЗВОНАРЬ: То-то говорят: шуту всё одно – что свадьба, что поминки. Нашёл время веселиться. Война! Третий месяц воюем, а ему, вишь, побимблямкать повеселее.
ШУТ: Думаешь, под твоё бумканье приятнее помирать, чем под моё диньдондрыньканье?
ЗВОНАРЬ: Вот пустозвон! Один звонишь, как целая колокольня. Видать, сам дьявол дёргает тебя за язык.
ШУТ (изображает страшный испуг): Чур, чур меня! Тьфу! Ты что, старина Лукас, совсем спятил? Поминать дьявола да ещё с такого высокого места! Или тебе стало скучно и захотелось поболтать с ним?
ЗВОНАРЬ: С кем?
ШУТ: Да с дьяволом.
ЗВОНАРЬ: Свят, свят, свят! Что ты несёшь? Перекрестись, отступник! Впрямь беду накличешь. (Звонит в колокол.)
Темнеет. Поднимается ветер, хлопают ставни, воют собаки, летят сорванные с деревьев листья. В призрачном лунном свете по городу проходит Старая Колдунья.
Картина первая
Базар. Рядом стоят лавки мясника Ганса и зеленщицы Марты. Ганс разделывает тушу. Якоб, сын Марты, наблюдает за его работой.
ЯКОБ: Послушай, Ганс, для кого ты рубишь эту говядину? Все мужчины ушли на войну.
ГАНС: Наш герцог любит покушать, а одной войной сыт не будешь.
ЯКОБ: Лихо ты воюешь с этими тушами!
МАРТА: Помолчи, Якоб. Только мешаешь работать господину Гансу.
ЯКОБ: Тебя бы, Ганс, на войну – ты бы им показал, как надо рубить.
МАРТА: Не приведи господь! Скорее бы она кончилась, эта война. И за что нам такое наказание?
ГАНС: За что?! Продали душу дьяволу, вот и воюем.
ЯКОБ: Как это? Продали душу? Продать можно мясо или овощи – это понятно. А захочу я, к примеру, продать душу…
МАРТА (испуганно): Язык бы у тебя отсох! Слава богу, никто не слышал…
Оглядывается и замечает неожиданно неизвестно откуда появившуюся горбатую длинноносую Старуху. В трясущихся руках с крючковатыми пальцами она держит большую пустую корзину.
СТАРУХА: Не бойкая, вижу, у вас торговля. Товар, поди, залежался.
ГАНС: Не говори не глядя, госпожа. Говядина свежая, остыть не успела.
СТАРУХА: А и остынет, так не беда – всё одно, мертвечина. (Присматривается к травам.)
МАРТА: Вот сельдерей, эстрагон… прямо с грядки, не завял ещё.
СТАРУХА (роется в зелени): Сама вижу, сама знаю…
МАРТА: Время такое – покупателей нет. Люди из дому-то не выходят. Может, вам надо?..
СТАРУХА (раздражённо): Сама знаю, что надо… Нет… Дрянной товар…
МАРТА: Грех вам так говорить. Повар сиятельного Герцога покупает только у меня.
СТАРУХА: У Герцога своя кухня, у меня – своя! Дрянной товар!
ЯКОБ: Да что, в самом деле! Своими паучьими пальцами всю зелень перемяла, – кто её теперь купит?
СТАРУХА (заинтересованно приглядываясь к Якобу): Не знаю, не знаю… (К Марте.) Слышь, голубушка, ему не нравятся мои пальцы.
МАРТА: Ах, не слушайте его, госпожа. Якоб! Как ты смеешь…
ЯКОБ: А что она суёт свой нос?..
СТАРУХА: Да, да, да… И нос у меня неподходящий. Вот беда!.. Да… (Дразнит Якоба.) Капуста-то – дрянь, кочна не выбрать.
ЯКОБ: У самой, видать, кочан вместо головы.
Старуха смеётся, довольная удавшейся провокацией.
МАРТА: Якоб, замолчи!
СТАРУХА: И голова моя ему не нравится… Погоди, минует восемьдесят лун, и у тебя будет не лучше.
ЯКОБ: Уж такой кочерыжки вместо шеи у меня никогда не будет, это точно.
МАРТА: Якоб!
СТАРУХА: Не будет, не будет, точно не будет. У тебя – никакой не будет. (Хихикает.)
ЯКОБ: И нечего так трястись, а то, чего доброго, голова отвалится и полетит прямо в корзину.
СТАРУХА (хохочет): Голова – в корзину! Смешно. Голова – в корзине.
Смеясь, изображает из капустных кочнов падающие в корзину головы.
Забавно… Ну вот, кое-что я для себя всё-таки выбрала. Кое-что. Не так уж мало… Самой, пожалуй, не донести. (К Марте.) Скажи-ка своему сынку, пусть мне поможет.
ЯКОБ: Нет, мама, я не хочу. Я не пойду с этой старухой…
СТАРУХА: Чего ты испугался? Я заплачу, за всё заплачу. (Роется в кошеле.)
МАРТА: Спасибо, добрая госпожа. Иди, иди, Якоб. Помоги старой женщине.
СТАРУХА: За всё надо платить: и за свиные туши, и за гнилые груши… и за праведные души!.. (Расплачивается.) Пошли.
Якоб поднимает корзину и молча идёт за Старухой.
МАРТА (вслед): Скорее возвращайся, Якоб…
ГАНС: Ты знаешь, Марта, я не из пугливых, но от этой старухи у меня прямо мороз по коже.
МАРТА: Я и сама дрожу. Зачем я отпустила Якоба? Ну да авось обойдётся. Пресвятая дева Мария не попустит зла. А завтра я поставлю ей свечку, и святому Якобу, и святому Иерониму… (Слышен колокольный звон.)
Интермедия
ШУТ: Эй, старина Лукас!
ЗВОНАРЬ (появляясь на колокольне): Опять ты, бездельник! Что случилось?
ШУТ: Вот ты говоришь, дьявол…
ЗВОНАРЬ: Я не говорю!
ШУТ: Хорошо, хорошо. Ты не говоришь, я говорю: дьявол. А ты мне скажи вот что: можно ли его увидеть?
ЗВОНАРЬ: Кого?
ШУТ: Кого, кого! – дьявола.
ЗВОНАРЬ: Свят, свят!.. Слава богу, нет. Самого его никак увидеть нельзя. Он есть дух без мяса и костей. И ежели он не примет человеческого облика, ты его ни за что не увидишь.
ШУТ: А ежели примет?
ЗВОНАРЬ: Тогда другое дело. Тогда его от человека не отличишь.
ШУТ: Эво! Столкнусь я, стало быть, с дьяволом нос к носу и не пойму даже, с кем имел дело?
ЗВОНАРЬ: Я тебе на это так скажу: лучше бы с ним нос к носу не сталкиваться и дела не иметь. А вот ежели он с тобой дело иметь захочет, то ты об этом непременно догадаешься. (Звонит в колокол.)
ШУТ: Звони громче, старина Лукас! Авось распугаешь нечистую силу. (К публике.) Только б нам не оказаться там, куда черти побегут от этого звона!
Убегает. По городу проходит Старуха, за ней – Якоб с корзиной.
СТАРУХА: Живей, живей, пока луна не зашла. Уже близко. А там я заплачу, не пожалеешь. За всё заплачу. За всё. (Уходят.)
Картина вторая
Кухня Старухи. Со всех сторон сбегаются мыши и крысы, радостным писком приветствуя хозяйку.
СТАРУХА: Пришли. Наконец-то. Устал, небось. Это мои помощники, не бойся. Они тебя не обидят. Сейчас разберёмся с покупками. (Опрокидывает корзину, из которой выкатываются человеческие головы.)
ЯКОБ (в ужасе): Ой! Что это?
СТАРУХА (хихикая): Сама не пойму, где кочан, где голова. Забавно. На место! На место! После разберусь.
Головы запрыгивают в корзину.
ЯКОБ (неуверенно): Я, пожалуй, пойду…
СТАРУХА: Вот ещё! Как же я отпущу тебя просто так, не отблагодарив? Сейчас угощу кое-чем.
ЯКОБ: Может, не надо?
СТАРУХА: Надо, надо. За всё надо платить. Эй, помощники! Не спите. Не видите – гость торопится.
Мыши и крысы зашныряли по столу, таща пучки разных трав и кореньев.
Знаю, тебе угодить не просто, всё-то тебе у меня не нравится. Но готовить я умею, сам убедишься.
Колдует над котлом, мыши подносят ей разные травы и коренья. Старуха по запаху выбирает из них нужные и бросает в котёл.
Шлаген, кохен, золлен, воллен,
Уберзетцен, видерхоллен,
Гегенубер, цвишен, нур,
Одер, унтер, бай, дафюр.
Шварц унд брау, рот унд блау,
Лихт унд шаттен, дункельграу.
Кельтен, вермен, гутен нахт,
Альзо, аллес ист гемахт.
Варево в котле булькает, извергая клубы душистого пара.
Вот и всё. Вот и готово. Попробуй, что получилось. Пришлось немного подождать, зато какой суп! Тебе понравится, пальчики оближешь. Свои хорошенькие беленькие пальчики.
Гадко хихикая, ставит перед Якобом плошку с варевом.
ЯКОБ (ест): Да… Такого я не ел у своей матушки… А уж она-то знает толк в поварстве… во всяких травах… в корешках… Какой незнакомый запах… запах… запах… (Засыпает.)
СТАРУХА: Заснул, бедняжка. Устал. Отдохни, голубчик. Спешить нам некуда. Сперва ты получишь всё, что я тебе обещала, и даже гораздо больше. (Колдует.)
Шварц унд брау, рот унд блау,
Лихт унд шаттен, дункельграу…
Старуха грубо будит спящего Якоба.
Вставай, лежебока! Проснись, дармоед!
Якоб просыпается, и оказывается, что во время сна он превратился в большого рыжего кота.
ЯКОБ-КОТ: Мяу! За что? Что плохого я вам сделал?
СТАРУХА (смеётся): Кто ты такой, чтобы рассуждать о плохом?! Твои усы ещё слишком коротки для этого.
Старуха скидывает свой убогий плащ и преображается.
Я – фея Кройтервайс. Сам Веттербок – великий маг и чародей Веттербок! – боится меня. А ты говоришь «плохое»!
ЯКОБ-КОТ: Нет-нет… Я не хотел ничего такого…
СТАРУХА: Молчи, негодник! Сперва научись быть послушным, сумей мне угодить. Даром что ли я стану кормить тебя? (Бьёт Кота.)
ЯКОБ-КОТ: Мяу! Я буду стараться, госпожа…
СТАРУХА: Да уж, без этого не обойтись. Ты поможешь мне одолеть Веттербока.
ЯКОБ-КОТ: Одолеть Веттер… Веттер…
СТАРУХА: Поможешь, но сначала… сначала – станешь моим поваром.
ЯКОБ-КОТ: Поваром?.. Мяу! Но ведь я..
СТАРУХА: Молчи! И зачем я превратила тебя в Кота? У котов такой противный голос. Поваром, я сказала! Мои слуги помогут тебе, всё покажут, всему научат. А ты старайся. И берегись, если мне не понравится твоя стряпня!
Вокруг котла кружись, луна.
Добро дотла сожги, война.
Мой час придёт, настанет срок –
Повержен будет Веттербок!
Старуха заскакала по комнате, мыши с писком забегали вокруг неё, и всё исчезло в клубах пара, поднявшегося над котлами и сковородками.
Интермедия
Городская площадь Перед колокольней появляется Шут.
ШУТ (звенит бубенцами): Эй, старина Лукас!
ЗВОНАРЬ: Что шумишь как на ярмарке?
ШУТ: Чертей пугаю, тебе помогаю. У тебя своя колокольня, у меня – своя. (Звонит.)
ЗВОНАРЬ: Твоим погремком не чертей пугать, а ведьм приманивать.
ШУТ: О! Кстати о ведьмах. Скажи, можно ли отличить ведьму от порядочной женщины?
ЗВОНАРЬ: Очень просто: поджарить её на костре. Если ведьма, то враз сгорит. А праведницу бог в обиду не даст.
ШУТ: Костёр – это слишком того… горячо!
ЗВОНАРЬ: А иначе не отличить. Помнишь, у торговки Марты пропал сын?
ШУТ: Так уж давно, лет пять прошло.
ЗВОНАРЬ: Говорят, ведьма увела.
ШУТ: Врут. К тому времени все ведьмы у нас повывелись.
ЗВОНАРЬ: Так уж и все?
ШУТ: Все! Герцог последнюю на костре сжёг. Из-за чего и война началась: сосед-то, князь хотел сам её сжечь. Моя, говорит, ведьма! А наш-то герцог: нет, говорит, моя! Я её сожгу! А князь: нет, я! А герцог: нет, я!.. Я!.. Я!.. Я!.. Я!..Так с тех пор и воюем.
Убегает, звеня бубенцами. Лукас звонит в колокол.
Картина третья
Снова старухина кухня. Якоб-Кот в белом поварском колпаке мечется между дымящимися котлами. Мыши ему помогают.
ЯКОБ-КОТ (в изнеможении и отчаянии): О мои лапы, мои бедные мягкие, пушистые лапки! Почему вы до сих пор служите мне? Почему вы не скажете: Всё! Хватит! Баста! Нам надоело бегать без отдыха туда-сюда, туда-сюда?.. А разве тебе, мой нежный розовый носик, не надоело без конца нюхать все эти травки-приправки, стручки-корешки? Мне так ох как всё это надоело! Вредная, прожорливая старуха! Она, видно, никогда не устанет требовать от меня всё новых и новых кушаний. Стоит мне только случайно повториться, так сразу – ах! – моя бедная мохнатая спинка! Как больно тебе достаётся от этой ведьмы, от этой жестокой…(Замечает остановившуюся рядом мышь.) Нет, нет, я ничего такого… Вы что расселись, лентяи! Хозяйка скоро вернётся. Быстро за работу!
Мыши забегали ещё быстрей. Травки и корешки полетели в котёл, над которым поднимаются клубы душистого пара. Якоб пробует получившееся блюдо.
Ах, как вкусно! Кто же всё это приготовил? Это всё я приготовил! Кто же ещё сумеет приготовить такое?.. (Насторожился.) Но это уже было… на прошлой неделе… (Мыши каверзно захихикали.) Ах, я несчастный! Ох, моя бедная спинка! Надо добавить что-нибудь такое… Что-нибудь… (Перебирает травки.) Вот. Откуда эта трава? Я никогда не пользовался ей, но почему-то мне знаком её запах… запах… запах… Апчхи!…
Якоб так громко чихнул, что в воздух взлетели не только тучи из муки, корешков и травок, но и все мыши, крысы, банки и сковородки. Всё скрылось в поднявшемся облаке. Но вот оно рассеялось, и мы видим спящего над плошкой Якоба и стоящую рядом с ним Старуху.
СТАРУХА: Заснул, бедняжка. Устал. Отдохни, голубчик. Спешить нам некуда. Сперва ты получишь всё, что я тебе обещала, и даже гораздо больше. (Колдует.)
Шварц унд брау, рот унд блау,
Лихт унд шаттен, дункельграу…
Якоб просыпается, с трудом расправляя плечи, но это уже не прежний Якоб и не Кот, а уродливый карлик с длинным носом на бесшеей голове и с тонкими, скрюченными пальцами. Однако он не замечает этого.
ЯКОБ: Ой! Я заснул?.. Как же это?..
СТАРУХА: Отдохнул, голубчик, и славно.
ЯКОБ: Поди уже поздно, матушка беспокоится. Я побегу?
СТАРУХА: Беги, беги, красавчик.
ЯКОБ: До свиданья. (Убегает.)
СТАРУХА: До скорого свиданья. (Смеётся.) Не зацепись носом за колокольню!
Интермедия
ШУТ (появляется, напевая):
Кабы не был я шутом,
Дунул бы в монахи
И махал бы я крестом,
Чтобы ведьмы по кустам
Разбегались в страхе.
Замечает проходящего мимо Лукаса и, незаметно подкравшись, пугает его.
ЗВОНАРЬ: Вот баламут! И как тебя только земля носит?
ШУТ: А, старина Лукас, привет. Что это ты спустился с облаков на грешную землю? Уж не стащили ли черти твой колокол?
ЗВОНАРЬ: Прежде они тебя утащат в ад, дьявольская трещотка.
ШУТ: На что я нужен чертям со своими шутками?
ЗВОНАРЬ: Ничего! Перекуют тебя в своей кузне, вилы выкуют, чтобы грешников язвить.
ШУТ: Да ты, старина, тоже шутником стал! А вот ответь, по зубам ли нечистой силе такая шутка: превратить почтенного человека, ну скажем, в свинью?
ЗВОНАРЬ: Без божьего попущения – ни за что не превратит. Разве только человек сам того пожелает и продаст свою душу дьяволу.
ШУТ: А иначе не превратит?
ЗВОНАРЬ: Иначе – ни-ни, не превратит. Но может напустить такого дурману, что тебя родная мать не узнает.
ШУТ: Как так?
ЗВОНАРЬ: А вот так: на тебя, дурака, будет смотреть, а думать при этом, что перед ней свинья.
ШУТ: Ну?! Вот чёрт! (Звенит бубенцами.) Кыш! Кыш, нечистая сила! (Убегая.) Кабы не был я шутом, дунул бы в монахи…
Картина четвёртая
Базарная площадь. Лавки Ганса и Марты. Марта сильно постарела.
ГАНС: О чём задумалась, Марта?
МАРТА: О чём мне думать? Я уж давно думать перестала. Живу как трава: солнце встанет – и я встаю, сядет солнце – и я засыпаю…
ГАНС: Да, Марта. Давно ли ты была как весенний цветок, а теперь совсем завяла.
МАРТА: Семь лет прошло, как пропал мой Якоб, семь лет…
Появляется Якоб-карлик.
ЯКОБ: Вот и я.
МАРТА (с испугом): Что вам угодно, сударь?
ЯКОБ: Ты на меня сердишься?
МАРТА: Хотите что-нибудь купить?
ЯКОБ: Не сердись. Старуха завела меня, не знаю куда – еле нашёл обратную дорогу.
МАРТА: Не понимаю, чего вы от меня хотите?
ГАНС: И я в толк не возьму, чего тебе надо. Что ты привязался к бедной женщине?
ЯКОБ: Вы что, смеётесь надо мной что ли? Прежде никогда не слыхал, чтобы вы так шутили.
ГАНС: Сейчас ты у меня услышишь! А ну, пошёл прочь, гадкий уродец! (Подступает к Якобу с кулаками.)
ЯКОБ: Кто уродец? Это я уродец?
Защищаясь, вытягивает руки и вдруг замечает, как они изменились. Замирает от неожиданности, потом быстро начинает себя ощупывать.
Нет… Не может быть… Или это сон продолжается?.. Мама, ты не узнаёшь меня? Это же я – твой сын Якоб…
МАРТА: Грех вам так надо мной смеяться. Все знают, что мой Якоб пропал семь лет тому назад.
ЯКОБ: Как семь лет? О чём ты говоришь?..
Смотрит на мать и начинает догадываться о случившемся, но не хочет в это верить.
Нет… Ведь я же ушёл сегодня утром. Неужели… Эта старуха – ведьма. Она заколдовала меня. Вы понимаете?..
ГАНС: Ах, гадёныш! Долго ты будешь издеваться над нами?! Ты, видно, привык быть битым на завтрак, на обед и на ужин. Так вот тебе!
Ганс бьёт Якоба, толпа собравшихся зевак со смехом помогает Гансу. Якоб с криком отчаяния убегает.
Интермедия
Улица города. Утирая слёзы корявыми пальцами, идёт Якоб. Навстречу ему – Шут.
ШУТ (видит Якоба): О! Вот это красавец! Разрази меня гром, если не сам дьявол тебя сотворил с божьего попущения.
ЯКОБ: Не смей надо мной смеяться, жалкий шут!
ШУТ (с издёвкой): Нет, ваше носастое сиятельство, вы дважды не правы: во-первых, шут не может быть жалким, потому что его никто не жалеет, а во-вторых, я не могу не смеяться, потому что хорошему шуту за хороший смех хорошо платят. Другое дело, если у него плохо получается – тогда он получает по шее или по спине, а то так и ещё пониже, как вы только что. Или мне показалось?
ЯКОБ: Да, меня действительно побили, но я не шут и смеяться над собой никому не позволю.
ШУТ: Вот теперь вы правы, но только отчасти. Так сказать, нос правды уже показался. Разумеется, вы не шут. (Внимательно рассматривает Якоба.) Нет, нет. Смешной, это верно, но не шут. А жаль. Вот если бы вы согласились стать шутом у нашего славного Герцога, то уж он бы никому не дал вас в обиду. Тогда бы вы сами любого могли трах-бах-в дых-зуб-в глаз-шарахнуть, или, проще говоря, щёлкнуть по носу.
Бесцеремонно щёлкает Якоба по длинному носу.
ЯКОБ: Что ты прицепился к моему носу?!
ШУТ: А к нему не мудрено прицепиться, он хорошо для этого приспособлен. Но я не хотел вас обидеть. Я хотел дать вам мудрый совет: ступайте к Герцогу, вы найдёте друг в друге массу достоинств.
Нет ничего плохого в том,
чтоб быть у Герцога шутом… О!
Убегает, довольный своим экспромтом.
ЯКОБ: Ты прав. Я пойду к Герцогу, но только не за тем, чтобы стать шутом. Что ни говори, – за семь лет у колдуньи я кое-чему научился.
Уходит. Снова мрачнеет небо, поднимается ветер, и появляется Старуха-колдунья.
СТАРУХА: Иди, красавчик, иди. Иди, куда тебе хочется, – всё равно попадёшь туда, куда мне нужно.
Дороги нету под луной,
Где б разминулся ты со мной.
Пойдёшь по той иль по другой, –
Везде ты будешь мне слугой,
Моим оружием в жестоком
Бою с великим Веттербоком!
Из-за несущихся по небу туч показалась кроваво-красная луна.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Интермедия
Радостно звонят колокола. Толпа в карнавальных масках веселится на площади. Возле колокольни появляется Шут, смачно уплетающий на ходу жирный кусок жареной дичины.
ШУТ (не переставая жевать): Эй! Старина Лукас! (Звон не прекращается. Шут откусывает и жуёт.) Старина Лукас, э-ге-гей!.. (Не дождавшись ответа, продолжает жевать.) Лукас, старина-а-а!
Звон прекращается. На колокольне показывается Лукас.
ЗВОНАРЬ (с колокольни): Кто там? Что случилось? (Узнаёт Шута.) А, здорово, приятель.
ШУТ: Ну ты и разошёлся! Этак звонить можно только на голодный желудок. У сытого на такой перезвон проворства не хватит. (Откусывает и жуёт.)
ЗВОНАРЬ: Война кончилась, – теперь и назвонимся и наедимся. Сам-то, небось, уже не первую курочку доедаешь?
ШУТ (подавившись): Ты что, старина,– я курочек ещё и пальцем не тронул. А это была гусочка, пока ей не свернули шейку.
ЗВОНАРЬ: Что курочка, что гусочка – разница не велика.
ШУТ: Вот и я говорю: какая разница, где тебе свернут шею – на войне или на кухне? Вот Герцог с Князем воевали, воевали, а теперь вместе пируют. Им что война, что пир, – там кровища – тут винище. Гуляй, ребята!
ЗВОНАРЬ: Гуляй!
И опять радостно зазвонили колокола. Карнавальные маски закружились в танце.
Картина пятая
Герцогская кухня. Якоб в поварском колпаке мечется между дымящимися котлами и сковородами. Поварята еле успевают подносить ему всё необходимое. Главный повар наблюдает за работой. Звучит песня поварят.
Морковка и капуста,
Петрушка и горох –
Великое искусство
Искусство поваров!
ПРИПЕВ:
Всё крутится, всё вертится,
Всё пышет, всё кипит.
У господина Герцога
Хороший аппетит.
Начищена посуда,
В печи довольно дров.
Мы всем покажем чудо
Искусства поваров!
Под соусом из лука
Паштет из комаров –
Волшебная наука
Искусство поваров!
Три зёрнышка горчицы
На пять волшебных слов –
Не просто научиться
Искусству поваров!
ШУТ (появляется, запыхавшись): Двадцать седьмое кушанье – к столу!
ПОВАР: Тащите поросёнка.
Поварята с песней тащат поросёнка.
Живее, Жак! (К Шуту.) А гостю-то как, всё ли нравится?
ШУТ: Князь – гость настоящий, что попало есть не станет. Но, слава тебе господи, пока не капризничает. (Убегает.)
ПОВАРЁНОК: Не зря стараемся. (Получает от Повара ложкой по лбу.)
ПОВАР: Работать! (К Якобу.) Ах, господин Якоб! Наш Герцог – большой охотник до вкусной пищи, и повара у него всегда были что надо, но ни один из них не знал и половины ваших секретов. Где вы только всему этому научились?
Якоб невозмутимо продолжает работать.
ПОВАР: Хм!
ШУТ (вбегает): Двадцать восьмое кушанье – к столу!
ПОВАР: Тащите налима.
Поварята с песней тащат налима.
Шустрее, Шульц! (К Шуту.) Как там, доволен ли Герцог?
ШУТ: Пока, слава тебе господи, ест да похваливает. Удовольствие так и капает у него изо рта. (Убегает.)
ПОВАРЁНОК: Удовольствие – изо рта?! (Смеётся, получает по лбу.)
ПОВАР: Работать! (К Якобу.) За двадцать лет не припомню случая, чтобы наш Герцог всем остался доволен. А уж ежели что, – так повару несдобровать! Ещё хорошо, если голова уцелеет, а то ведь бывало… Посмотрим, господин Якоб, удастся ли вам угодить нашему Герцогу.
ШУТ (появляется): Двадцать девятое кушанье – к столу!
ПОВАР: Тащите оленьи окорока.
Поварята с песней тащат окорок.
Проворнее, Питер!
ШУТ: Уже к тридцатому блюду приближаемся, а Герцог ещё ни в кого блюдом не запустил, слава тебе господи! (Убегает.)
ПОВАР: Раз блюдом не запустил, значит, поварами доволен. (К Якобу.) И как это вы, господин Якоб, не перепутаете, чего, куда и сколько положить? И поварской книги у вас нет – всё в голове. Удивительно! Все-то травки вы по запаху различаете… Конечно, с таким носом…
ЯКОБ (не вытерпев): Сил больше нет! (Швыряет траву в котёл и отходит.)
ПОВАР: Так вот, я про ваш нос говорю…
ЯКОБ (резко): Оставьте, наконец, мой нос в покое!
ПОВАР: Зря вы обижаетесь, господин Якоб. Я просто завидую вашему носу. (Поварёнок смеётся и получает по лбу.) Работать! Работать!
Интермедия
ШУТ (вытирая пот): Хитро устроен человек: ноги бегают, руки хватают, брюхо варит, а голова… ест! Вот и выходит: кто ест, – тот и голова. (Громко.) Да здравствует Герцог! Уже неделю ест, бедняжка, без остановки. Пирует. Зато и ногам достаётся.
Показывает, как подгибаются ноги. Появляется Якоб с корзиной. Шут склоняется перед ним в издевательском поклоне.
О! Ваше носастое сиятельство! Как самочувствие?
ЯКОБ: Я уже привык к твоим шуткам и перестал обижаться.
ШУТ: Плохо наше шутовское дело, если наши шутки летят мимо цели, даже такой внушительной, как ваш… Ну да ладно.
Якоб собирается уйти, но Шут преграждает ему дорогу.
А ваше-то дело ещё хуже.
ЯКОБ: С чего ты взял?
ШУТ: Зря вы меня не послушали, не пошли в шуты. (Таинственно.) Повар – это слишком опасная профессия: когда у Герцога болит живот, повар должен бояться за свою голову. Шутка! (Хохочет.)
ЯКОБ: Кому нужна такая голова? Я и сам ей не очень-то дорожу. С таким носом даже родная матушка не может меня узнать. Вот иду я на базар, будто бы за травами, а сам всё надеюсь, вдруг матушка посмотрит на меня и скажет: Якоб, сыночек, неужели это ты?
ШУТ: Постойте, постойте… Не про старуху ли Марту вы говорите? Про зеленщицу Марту, у которой семь лет назад украли сына?
ЯКОБ (спохватившись): Нет, нет, приятель. Не обращай внимания на мои глупые шутки. Придумывай свои, повеселее. (Уходит.)
ШУТ (озадачен): Хм… Шутки! Хороши шутки! Хоть мой нос и не чета вашему, но и он вдруг почуял, что здесь дело нечистое. Бьюсь об заклад – ещё не все ведьмы повывелись в нашем городе. Не все!..
Волна масок проносится через сцену, увлекая за собой Шута.
Картина шестая
Рыночная площадь. Но в лавке рядом с мясником Гансом место Марты заняла другая торговка, Птичница.
ГАНС: Какой сегодня день, соседка, четверг или пятница?
ПТИЧНИЦА: Почём мне знать? Знаю, что луна пошла на убыль, а четверг это или среда…
ГАНС: Если сегодня пятница, то, значит, придёт повар от Герцога. Он всегда по пятницам за зеленью приходит. Придёт – а Марты и нет.
ПТИЧНИЦА: Ну, нет и нет. Велика беда! Мало что ли зелени на базаре?
ГАНС: Он всегда у Марты покупал. Уж не знаю, чем она ему, уроду, приглянулась? Раз даже пошутить с ней задумал: я, говорит, твой сын Якоб. Но уж я тогда намял ему бока. Чуть без носа красавчик не остался. С тех пор со мной не разговаривает и мяса не покупает. Вон, идёт. Значит, сегодня пятница.
ЯКОБ (входит с корзиной): Добрый день… А где же моя ма… Где Марта?
ГАНС: Захандрила старуха. Хворь на неё нашла.
ПТИЧНИЦА: А вы, сударь, – герцогский повар, я знаю, мне о вас господин Ганс рассказывал. Купите гусочку.
ЯКОБ: Да нет, я за зеленью пришёл… Как же Марта?..
ПТИЧНИЦА: Да вы за неё не переживайте. Кто в травах знает толк, тот долго болеть не будет: какую травку заварит, какой корешок пожуёт – вылечится. Купите, купите гусочку. Ну…
Якоб замер в нерешительности, а Птичница говорит, будто ворожит, напускает дурману.
Взгляните, она так и просится на герцогский стол, такая гладкая, белая – прямо как невеста перед свадьбой.
ГАНС (шутит): Самое время её зажарить!
ПТИЧНИЦА: Без гусятины какой пир – мне ли вам рассказывать! Купите!..
ЯКОБ (как в бреду): Ладно, давай… (Расплачивается.)
ПТИЧНИЦА: Будьте счастливы, сударь.
ЯКОБ: Прощайте. (Уходит.)
ГАНС (к Птичнице): Вот и нашёлся женишок для твоей гусочки. Славный гусь!
Смеётся. Птичница засмеялась вместе с Гансом и вдруг растаяла в облаке тумана. Ганс, оборвав смех, так и замер с открытым ртом.
Интермедия
Якоб возвращается с базара. На плече корзина с гусыней. Останавливается.
ЯКОБ (будто очнувшись, к Гусочке): И зачем я тебя купил, красавица ты моя? Не хотел ведь, стоял, о матушке думал… И будто меня кто под руку толкнул: купи, дескать… Я и купил. Да что теперь толковать. В замке-то пир горой, конца не видно. Надо спешить на кухню. Пошли, красавица. (Берёт корзину и уходит.)
СТАРУХА (появляется): Идите, идите, голубчики. А спешить вам не обязательно. Я сама обо всём позабочусь.
Часы уже заведены,
Пошёл последний круг луны.
Замкнётся круг, и точно в срок
Удар получит Веттербок.
Луна скрывается за набежавшими тучами.
Картина седьмая
Пир в герцогском замке. Герцог и Князь сидят за накрытым столом с кубками в руках. Их развлекает Шут.
ГЕРЦОГ: Здоровье дорогого гостя!
КНЯЗЬ: Здоровье почтенного хозяина!
ГЕРЦОГ: Твоё здоровье, Князь!
КНЯЗЬ: Твоё здоровье, Герцог!
ШУТ: Ах! А кто подумает о здоровье бедного Шута? Никто, если он сам о себе не вспомнит. (Наполняет кубок.) Твоё здоровье, славнейший из шутов!.. Нет, много ли здоровья поместится в такой маленький кубок? (Берёт кувшин.) Твоё здоровье… Нет, на такой кувшин моего здоровья, пожалуй, не хватит. А пить, не думая о здоровье, могут только знатные сеньоры. Бедняжки! Кто о них позаботится?! Будьте здоровы, сеньоры!
Пьёт одновременно из кубка и кувшина.
КНЯЗЬ (смеясь): У тебя славный шут, Герцог.
ГЕРЦОГ: А разве мой повар хуже?
КНЯЗЬ: И повар у тебя славный, что говорить!
ГЕРЦОГ: А если б ты его ещё и увидел, так уж точно бы признал, что другого такого повара нет на всём белом свете.
КНЯЗЬ: Неужели он так хорош?
ГЕРЦОГ (к Шуту): Что скажешь, Шут? Хорош ли наш повар?
ШУТ: Повар?.. (Нюхает объедки.) Хорош. Лучше и быть не может. Ещё чуть-чуть лучше, – и станет совсем плохо. Прикажете позвать?
КНЯЗЬ: Да, прикажем.
ГЕРЦОГ: Позови.
Шут убегает.
КНЯЗЬ: Ещё день-другой, – и я, пожалуй, соглашусь, что твой повар отстаёт от моего всего на пару шагов.
ГЕРЦОГ: Нет, Князь! Ты будешь у меня есть и пить до тех пор, пока не признаешь, что мой повар обогнал твоего шагов на десять.
КНЯЗЬ: Никогда! Таких паштетов, как у меня…
ГЕРЦОГ: Будут! Будут тебе паштеты.
КНЯЗЬ: Но не такие…
ГЕРЦОГ: Ещё лучше!! Если ты не согласишься, что лучше, – я объявлю тебе войну!
ШУТ (вбегая): Семьдесят пятое кушанье – самого господина Якоба – к столу!
На огромном блюде поварята вносят карлика Якоба.
ЯКОБ: Моё почтенье, сеньоры.
ГЕРЦОГ (хохоча): Ну как?
КНЯЗЬ: Хорош, право слово. (К Якобу.) Ты, стало быть, господин Якоб?
ГЕРЦОГ: Я зову его Карлик Нос.
КНЯЗЬ: Карлик Нос? Браво! Ты, Карлик Нос, неплохой повар. За две недели ты приготовил столько отличных кушаний. Но почему до сих пор ты ни разу не угостил нас королём всех блюд – паштетом «Сюзерен»?
ЯКОБ (в растерянности): «Сюзерен»?..
ГЕРЦОГ: Паштет «Сюзерен»? Я никогда о таком не слыхал. В чём дело, Нос?
ЯКОБ: Я… Я приберёг его к прощальному ужину.
ГЕРЦОГ: Ах приберёг! Побереги лучше свою голову. Он приготовит его завтра, любезный Князь. Ты понял, Нос?
ЯКОБ: Да, ваша милость. Завтра.
КНЯЗЬ: Сомневаюсь, что тебе удастся это. Ведь для паштета «Сюзерен» нужна травка вкусночиха, а её запаха я не почувствовал ни в одном из твоих кушаний. Видно, эта травка не растёт в ваших краях.
ГЕРЦОГ: Как это – не растёт?! А где же она растёт?
КНЯЗЬ: В наших краях растёт…
ГЕРЦОГ: В ваших растёт, а в наших – нет? Если к завтраку паштет не будет готов, я прикажу подать к столу его собственную голову. (К Якобу.) Ты понял, Карлик Нос?
ЯКОБ: Да, ваша милость. Мою голову.
ШУТ: А я бы предпочёл головку сыра или, на худой конец, головку лука…
ГЕРЦОГ: Пошёл прочь, дурак!
ШУТ: Прочь так прочь, я непрочь. Будьте здоровы, ваша милость. (Беззаботно танцует.) Гуляй, ребята!
И снова закружились карнавальные маски.
Картина восьмая
Якоб сидит в своей каморке перед корзиной с купленной на базаре гусыней. Он беседует с ней, а может быть, сам с собой.
ЯКОБ: Паштет «Сюзерен» и травка вкусночиха!.. О судьба, судьба! За что же ты так преследуешь меня? Сперва превратила в урода, разлучила с любимой матушкой – мало тебе этого. Все надо мной издеваются, смеются – и это ещё не всё. Завтра Герцог, которому я так старался угодить, прикажет отрубить мне голову и на блюде поднесёт её Князю вместо паштета «Сюзерен». (К Гусыне.) Так что, прощай, моя красавица. Твою судьбу будет решать уже другой повар, которому известна травка вкусночиха. А я действительно не знаю, как готовить этот дьявольский паштет. Проклятая ведьма этому меня не научила. Ох, попалась бы она мне сейчас!..
СТАРУХА (незаметно появившаяся к концу этого разговора): Опять ты не думаешь, о чём говоришь.
ЯКОБ (вскакивает на ноги): Ведьма!
СТАРУХА: Однажды ты уже был наказан за свою болтливость. Но ты ничего не понял. Я ведь не только проучила тебя за дерзость, я подарила тебе редкий дар, ты стал великим поваром. Но разве ты оценил мой подарок? Нет, куда там! – ты бранишь меня из-за какого-то паштета.
ЯКОБ: Этот «какой-то паштет» будет стоить мне головы!
СТАРУХА: Да уж, велика цена! Дрянная голова. Глупая голова. Разве такая догадается, что я пришла помочь…
Гусыня жалобно кричит, волнуется.
ЯКОБ: Ты – помочь?
СТАРУХА: Да. Я приходила и раньше, но ты не узнал меня. А вот гусочка сразу признала хозяйку. (Преображаясь в Птичницу.) Купите гусочку, сударь!..
ЯКОБ: Так это ты?..
СТАРУХА: Да, да… Не волнуйся, твоя матушка уже здорова. А вот ты… Лихт унд шаттен, дункельграу!… Разве ты забыл, что лучшие паштеты готовят из гусиной печени?
ЯКОБ (послушно): Я помню, но травка вкусночиха?..
СТАРУХА: Вкусночиха! Не знаю, не знаю… В каждом княжестве травки зовутся по-своему. Но неужели твой нос, твой удивительный, замечательный нос не поможет тебе найти то, что надо? Зарежь гусыню! Скорее зарежь гусыню, и нос сам подскажет, какой травки недостаёт. Зарежь гусыню!
Якоб, как зачарованный, берёт нож, подходит к корзине, но вдруг резко поворачивается к Старухе.
ЯКОБ: Нет! Я не верю тебе, ведьма. Ты снова морочишь меня. Убирайся прочь! (Замахивается на Старуху ножом.)
СТАРУХА (отступая): Как знаешь. Может, паштет из твоей головы окажется вкуснее, чем из гусиной печени. Как знаешь. (Исчезает.)
ЯКОБ (в растерянности): Как же это?.. Нет… В голове туман. Старуха права: паштеты готовят из гусиной печени. Почему же я раньше об этом не подумал? Конечно, конечно…
Идёт с ножом к Гусыне, но та отчаянно машет крыльями и кричит человечьим голосом.
ГУСЫНЯ: Нет, Якоб, нет! Не делай этого! Не верь колдунье. Она хочет погубить нас обоих.
ЯКОБ (удивлённо): Кто ты?.. Ведь ты же не простая гусыня – я вижу…
ГУСЫНЯ: Я – Мими, дочь волшебника Веттербока. Злая ведьма похитила меня и превратила в гусыню. Назло отцу она была бы рада убить меня, но по законам волшебства сама не может сделать этого.
ЯКОБ: Не бойся, Мими, я не стану её помощником. Но кто теперь поможет нам?
ГУСЫНЯ: Мы сами поможем друг другу.
ЯКОБ: Как?
ГУСЫНЯ: Главное – не терять времени. Иди за мной.
Якоб уходит вслед за Гусыней.
Интермедия
Звонарь Лукас, стуча колотушкой, идёт по ночному городу. Люди в масках, смеясь, пугают его.
ЗВОНАРЬ: Время!.. Время!.. Время!.. (Замечает крадущуюся вдоль стены тень.) Стой! Кто здесь крадётся?
ТЕНЬ (страшным голосом): Здесь крадётся тот, кто крадёт всё, что крадётся.
ЗВОНАРЬ: Стража!.. Стража!..
ШУТ (выходя из тени): Лукас! Это же я.
ЗВОНАРЬ: Ох!.. Ну скажи, можно ли так шутить на ночь глядя?
ШУТ: А я шучу, не глядя ни на что. Шучу круглошуточно. Или сучу круглосуточно – это уж как вам угодно. А ты что не пугаешь своим звоном нечистую силу?
ЗВОНАРЬ: Кроме нечистой силы есть ещё нечистые на руку, проще говоря, – ночные воры. Им звон нипочём. Их пугает только колотушка. Вот я и хожу дозором. (Стучит колотушкой.) Время!.. Время!.. А ты что здесь ночью делаешь?
ШУТ: Я охочусь.
ЗВОНАРЬ: За кем?
ШУТ: Спроси лучше: за чем? – За чудесами! Но если ты спрашиваешь, за кем, тогда я отвечу: за поваром Якобом, за нашим карликом Носом, потому что ведёт он себя чудно. Как только стемнело, взял гусыню и вместе с ней – за ворота.
ЗВОНАРЬ: С гусыней – за ворота? Да… Может, затеял какое колдовство?
ШУТ: Может и колдовство. А может, просто хочет улизнуть: Герцог к утру обещал отрубить ему голову.
ЗВОНАРЬ: Ну да?
ШУТ: То-то и оно. Не потерять бы мне его из виду. Спокойной ночи! (Убегает.)
ЗВОНАРЬ: Ничего себе – спокойная ночь! Война кончилась, – теперь своим будут головы рубить. (Стучит колотушкой.) Время!.. Время!.. (Уходит.)
Картина девятая
Ночной лес. Через кроны деревьев пробивается лунный свет. За кустами мелькают светлячки. Входят Якоб и Гусыня.
ГУСЫНЯ: Вкусночиха расцветает ночью.
ЯКОБ: Как же мы её увидим в такой темноте?
ГУСЫНЯ: Когда расцветёт, тогда увидим. Это волшебная трава, мне про неё отец рассказывал.
ЯКОБ: А вдруг эта трава действительно у нас не растёт?
ГУСЫНЯ: Всё может быть. (Бьют часы.)
ЯКОБ: Это часы на ратушной башне. Полночь.. Может, лучше убежать куда-нибудь подальше?
ГУСЫНЯ: Куда? Герцог всё равно тебя найдёт.
С двенадцатым ударом колокола по всей поляне начинают расцветать волшебные цветы.
ЯКОБ: Смотри, Мими!
ГУСЫНЯ: Это она! Это и есть травка вкусночиха.
ЯКОБ: Как красиво! А какой запах… Какой знакомый запах… Запах… Апчхи!..
Карлик чихает так, что все цветы облаком взлетают вверх, чихает и превращается в юношу, похожего на мальчика Якоба, но повзрослевшего на семь лет.
ШУТ (неожиданно появляясь): Чудо! Чудо! Я же знал, что охочусь не напрасно. Господин Якоб, поздравляю вас с удачным превращением.
ЯКОБ: Что произошло? Куда пропал мой нос? И пальцы мои перестали быть похожими на паучьи лапы…
ШУТ: Вы снова стали самим собой. Точь-в-точь как прежде, только чуть повыше, чуть постарше и чуть посимпатичнее. А ведьма осталась с носом!
Неожиданно появляется Старуха, злобно шипя и размахивая руками. Испугавшийся Шут прячется за кустами.
СТАРУХА: Жалкие, ничтожные букашки! Повыше, пониже, с носами, без носов, – какая разница! Всё равно, все вы – карлики, мелочь в моей великой войне с магом Веттербоком.
Уже грядёт последний час.
Уже все восемьдесят раз
Свой полный круг прошла луна,
Уже кончается война.
С восходом солнца – таков уговор! – один из нас должен признать себя побеждённым. Но это буду не я, потому что дочь Веттербока – в моих руках!
Старуха хватает Гусыню, та жалобно кричит и хлопает крыльями.
ЯКОБ (бросается к Старухе): Ведьма! Отпусти Мими!
СТАРУХА (смеётся): За всё в жизни надо платить. Или ты забыл об этом? (Небо на горизонте начинает светлеть.) Вот, солнце уже восходит…
ЯКОБ: Пускай я останусь уродом, пускай навсегда…
СТАРУХА: Не та цена! Ну, солнце, скорее подымайся!..
Из-за горизонта с фонарём в руках, свет от которого Старуха приняла за солнечные лучи, таща за собой тележку, нагруженную выше головы, появляется маленький, невзрачный старичок в дорожном плаще и в широкополой шляпе. Не обращая внимания на притаившуюся Старуху и замершего рядом с ней Якоба, он останавливается, всматривается в звёздное ночное небо и начинает торопливо распаковывать свой загадочный багаж.
СТАРИК: Что за напасть! Уж близится восход,
Луна то светит, то уходит в тучи.
По звёздам путь так трудно узнавать,
Когда они едва-едва заметны.
Под стянутым верёвками покрывалом в тележке оказываются хитроумные астрономические приборы. Распаковав их, старик тотчас приступает к наблюдениям.
Но нет, я не ошибся – это здесь,
И место то, и время до восхода
Ещё осталось…
СТАРУХА (растерявшись): Это Веттербок!..
СТАРИК (по-прежнему не замечая Старуху):
Что ж, поглядим, проклятая колдунья,
Как запоешь ты, встретившись со мною
Лицом к лицу.
Раскладывает на покрывале магические инструменты и приспособления, подобно химику, готовящемуся, к проведению сложного, ответственного эксперимента.
Нет, слишком долго я
Терпел твоё коварство! Всё!.. Довольно!..
Я слишком добрым был. Теперь за всё
Сполна ты мне ответишь… Аллос, магнум…
Старуха, удерживая Гусыню, бьющуюся под её плащом, незаметно сзади подкрадывается к Веттербоку и замахивается на него распустившимся цветком вкусночихи. Но в это мгновение Якоб бросается к ней и вырывает цветок из корявых пальцев.
ЯКОБ: Не смей, колдунья!
ВЕТТЕРБОК (от неожиданности отскакивает в сторону):
Кто здесь? Что случилось?
СТАРУХА (якобы удивлённая встречей):
О! Веттербок!
ВЕТТЕРБОК: Да, это Веттербок!
Ты думала, конечно, что к восходу
Я опоздаю. Думала, что дочь
Я не сумею отыскать и, значит,
Признать я должен буду пораженье.
Коварная! Как ты посмела дочь
Мою похитить?
СТАРУХА: Что ты, Веттербок!
Ведь это – шутка! Посмотри – она
Цела и невредима…
Достаёт из-под плаща Гусыню и бережно опускает её на траву.
ВЕТТЕРБОК: Кройтервайс!
Довольно шуток. Ты в своём коварстве
Границ не знаешь. До восхода солнца
За всё то зло, что сделала ты людям,
С тобой я рассчитаюсь.
СТАРУХА: Нет! Не надо!
Веттербок начинает расти и преображаться. В его руках вспыхивает магический кристалл.
Позволь мне только…
ВЕТТЕРБОК: Аллос, магнум, фур!
Веттербок направляет магический луч на Старуху, и она с криками проклятья исчезает в клубах ядовитого дыма. Чихая и маша руками, появляется Шут. Когда дым рассеивается, все видят, что Гусыня превратилась в прекрасную белокурую девушку.
ШУТ: Вот эта шутка мне по душе! (Замечает девушку.) А это кто?
ДЕВУШКА: Я – Мими, дочь волшебника Веттербока.
ЯКОБ: Мими!
МИМИ: Якоб!
ВЕТТЕРБОК:
Довольно! Больше колдовством
Пугать друг друга мы не будем.
Мы кончим дело торжеством
На радость добрым, честным людям.
ШУТ: Эй, старина Лукас! Звони во все колокола!
Раздаётся радостный колокольный перезвон. Восходит солнце.